Сегодня мне хотелось бы сколько-то опереться на позавчерашнее обсуждение, что может нас привести к глубоко персональному пониманию антропософской жизни. Когда мы пересматриваем собственную жизнь, когда мы пытаемся сориентироваться в её деталях, такой анализ жизни может нам немало дать. По многим вещам, постигшим или ещё только постигающим нас в качестве судьбы, мы видим здесь, что нам следует признать их справедливость, что как раз этого мы и заслужили. Скажем, в данной инкарнации человек оказался несколько легкомысленным, позднее же его постигает удар судьбы, так что, быть может, внешне уже невозможно связать удар судьбы с легкомыслием, однако всё же возникает ощущение того, что удар этот постиг тебя заслуженно. Заглядывая дальше, мы обнаруживаем ещё другие удары судьбы, которые должны нам представляться случайностью, для которой мы не можем отыскать объяснения. Вот какие две разновидности переживаний обнаруживаем мы, оглядываясь на свою жизнь.

Так вот, речь здесь идёт о том, чтобы мы как следует проводили различие меж тем, что нам представляется случаем, и тем, что действует как необходимость. Когда человек пересматривает жизнь, принимая в расчёт эти две категории переживаний, он не сможет достичь высшего развития без того, чтобы не попытаться обратить внимание на всё то, что представляется ему случайностью. Мы обязаны постараться особенно зорко всмотреться в те вещи, которых мы не желали, которые противоположны тому, что нам нравится. Имеется определённая возможность такого душевного настроя, когда мы встаём на точку зрения гипотетической возможности и говорим себе: «А что, если бы я вообразил, что всё то, чего я не желал, что мне неприятно, что мне не нравится, что именно этого-то я по-настоящему и желал, то есть желал того, что мне как раз тогда не нравилось и чего я не желал?» Вот что нам необходимо что есть силы представлять: «Как раз нынешнего своего состояния чрезвычайно горячо желали мы сами».

А насчёт того, что нам кажется случайностью, мы должны воображать себе: «Что, если бы мы пустили в ход самую настойчивую волю, чтобы всего этого желать?» Человеку прямо-таки с медитативной напряжённостью следует входить в такое душевное настроение в отношении того, что нам в нашей жизни представляется случайными событиями. И всякий современный человек способен это сделать. Если мы это проделаем, мало-помалу это произведёт на нашу душу совершенно особое впечатление, мы ощутим, как словно бы что-то хотело от нас отделиться. Душа говорит себе: «Я вообразила себе некоего второго, другого человека, который находится теперь передо мной». И от этого впечатления мы больше не в состоянии отделаться, более того, такой вымышленный человек постепенно становится нашим двойником. «На самом деле ты имеешь что-то общее с этим придуманным человеком», – говорит себе душа. Мы доходим до представления: фактически этот человек в тебе живёт. И если мы примемся действительно усиленно вживаться в это представление, то заметим, что этот вымышленный человек не вовсе лишён смысла. В нас просыпается убеждение: «Однажды это уже происходило, и тогда ты обладал силой воли в отношении того, что сегодня представляется случайностью». Так мы создаём в себе полное убеждение в том, что мы уже были здесь однажды, прежде чем погрузиться в эту жизненную оболочку. И всякий современный человек способен таким убеждением обзавестись.

А теперь нам необходимо обратить внимание на то, каковы следующие друг за другом воплощения человека. Что, собственно, здесь реинкарнируется? Как нам это обнаружить?

В человеческой душевной жизни нам приходится различать главным образом три рода душевных переживаний. Первый – это наши представления, наши мысли. Когда мы что-либо себе воображаем, это, вообще говоря, может происходить совершенно нейтрально. Нам нет необходимости любить или ненавидеть то, что мы представляем, относиться к этому с приязнью или же с неприязнью. Следом за представлениями идёт жизнь, проходящая в настроениях души, которые возникают вследствие того, что к чему-то мы относимся хорошо, с любовью, а другого сторонимся, ненавидим и т. д. Третий разряд душевных переживаний образуют волевые импульсы. Разумеется, имеются ещё переходы между ними, однако в общем и целом существуют три этих разновидности душевных переживаний. И принципиальной чертой здоровой душевной жизни оказывается способность испытывать все эти три вида переживаний по раздельности. Жизнь наших представлений возникает вследствие того, что мы воспринимаем внешние раздражения. Так вот, как очевидно всякому, эта жизнь представлений теснейшим образом связана с современным воплощением. Это становится ясно, стоит лишь поразмыслить над тем, что язык служит нам для выражения представлений. И, разумеется, во всяком воплощении язык может быть лишь всякий раз иным. Столь же в малой степени, в какой мы, начиная новое воплощение, приносим в него с собой язык, приносим мы и представления. И то и другое, как язык, так и представления, мы должны завоевать во всяком воплощении заново. Однажды Геббель сделал примечательную запись в дневнике*. Здесь он высказывается в том смысле, что очень сильное впечатление должна была бы создать пьеса, где учителя более всего шпыняют и бранят воплотившегося вновь Платона** за скверное понимание – самого же Платона. Так что жизнь представлений не переходит из одного воплощения в другое, и в посмертный мир человек забирает с собой меньше всего от жизни представлений. По смерти мы не составляем себе никаких представлений, но воспринимаем вещи непосредственно, как воспринимает цвет наш телесный глаз. То, что нам известно как мир представлений, мы видим после смерти как сеть, растянутую над миром. То же, что нам остаётся, когда мы прошли через врата смерти и что мы также в качестве душевных задатков приносим с собой при новом земном рождении – это наши душевные движения, наши душевные настроения. И мы можем заметить, к примеру, по ребёнку, который ещё очень мало продвинулся в том, что касается жизни представлений, что жизнь его чувств, напротив, уже обнаруживает вполне определённые черты. А поскольку наши волевые импульсы связаны с расположением духа, то также и они проходят с нами через врата смерти. Когда человек, например, встаёт на сторону ошибочного мнения, это вызывает в его душевном расположении нечто иное, чем когда он выступает на стороне истины. От этих последствий ложных представлений мы долго страдаем после смерти. Поэтому необходимо сказать, что когда мы задаёмся вопросом, что же всё-таки переходит из воплощения в воплощение, нам следует обращать внимание на то, что представляют собой наши душевные настроения и волевые побуждения.

Давайте вообразим, что 10 или 20 лет назад с нами произошло какое-то очень горестное событие. Сегодня мы отлично, вплоть до деталей, припоминаем его в наших представлениях. Но насколько же поблекла боль, которую мы тогда ощутили, и насколько мало способен человек пережить вновь тогдашние душевные эмоции и волевые импульсы. Вспомним Бисмарка***, про которого ведь известно, при каких чрезвычайно непростых условиях пошёл он на войну в 1866 г. Какие эмоции, какая колоссальная масса волевых побуждений разыгрывалась тогда в душе Бисмарка! Но возможно ли было Бисмарку вновь хотя бы с отдалённой силой пережить эти душевные волнения и волевые решения при написании своих воспоминаний? Конечно, нет! В промежутке между рождением и смертью человеческая память устроена таким образом, что она существует как память представлений. Разумеется, может случиться и так, что даже и через 10 или 20 лет при воспоминании о случившемся тогда мучительном для нас событии нас охватывает боль, однако в общем и целом с течением времени боль сильно слабеет, между тем как в нашем представлении воспоминание может сохраняться вплоть до мелочей. И вот если мы вообразим, что желали этого мучительного события, что находили весьма приятным то, что, будучи молоды, быть может, считали совершенно неприятным, то затруднения, связанные с такой деятельностью, заставляют душу встрепенуться; она оказывает действие на область наших чувств. Если прежде нам, к примеру, упал на голову камень, то теперь мы изо всех сил пытаемся себе вообразить, что мы сами этого желали. С помощью таких представлений, что мы сами желали наступления того случая, что с нами приключился, мы обретаем эмоциональную память в отношении наших прежних воплощений. Таким образом мы получаем представление о том, как мы встроены в духовный мир. Мы начинаем понимать собственную судьбу. Воля в отношении случайностей этой жизни была принесена нами из наших предыдущих воплощений.

Если мы предадимся таким мыслям в медитации и будем разрабатывать их дальше, это может иметь чрезвычайно большое значение. Что-то происходит также и между смертью и новым рождением, и правда, это время чрезвычайно богато переживаниями, однако они чисто духовного характера. По этой причине мы приносим с собой душевные настроения и волевые импульсы также и из периода между последней своей смертью и последним рождением, то есть из чисто духовного мира. На этом основан факт новейшего времени, который имеет исключительно большое значение, однако в общем и целом на него обращают очень мало внимания. Факт, который присутствует сегодня в жизни многих людей, вот только большинство из них его не замечают. Однако перед нашим антропософским духовным течением стоит задача указать на этот факт и его значение. Позвольте мне наглядно пояснить на примере, о чём здесь идёт речь.

Скажем, у человека имеется повод для того, чтобы куда-то отправиться, и на этом пути случается так, что он идёт по пятам другого человека, быть может, это оказася ребёнок. И здесь человек внезапно видит, что на краю того пути, по которому идёт ребёнок, зияет пропасть. Ребёнок несомненно в неё сорвётся, если только сделает ещё несколько шагов. Он бежит за ребёнком, чтобы его спасти, всё бежит и бежит, и при этом совершенно забывает о пропасти. И здесь он вдруг слышит исходящий откуда-то голос, который ему вещает: «Оставайся на месте!» Как прикованный остаётся он стоять. И в тот же миг ребёнок хватается за дерево и тоже остаётся на месте, так что ничего плохого не происходит. Но не раздайся в это мгновение тот голос, человек вне всякого сомнения упал бы в пропасть. И вот человек спрашивает себя: «Откуда явился голос?» Он не может отыскать никого, кто мог бы к нему обратиться. Однако он пребывает в полном сознании того, что несомненно бы пропал, когда бы не услышал этого голоса. Какие скрупулёзные разыскания этот человек ни предпринимает, всё равно он не в состоянии установить, что к нему обращалось какое-то материальное существо.

При пристальном самоанализе многие современные люди могут обнаружить в своей жизни подобное переживание. Вот только вещам такого рода уделяется теперь очень мало внимания. Или же такое переживание проходит мимо соответствующего человека без всякого следа, и тогда впечатление изглаживается, он не считает данное переживание за важное. Предположим, однако, что человек был внимателен, он не полагает этот случай маловажным. И тогда, быть может, ему приходит мысль: «В сущности, ты находился здесь перед лицом кризиса, кармического кризиса, собственно говоря, твоя жизнь должна была закончиться в этот миг, ты её расточил. Ты спасён лишь благодаря чему-то выглядевшему как случай, и с того часа это всё равно как если бы на ту первую жизнь была высажена вторая жизнь. Эту вторую жизнь ты должен рассматривать как подаренную тебе и соответственно себя вести». Если такое переживание вызывает в человеке внутреннее настроение того, что с этого часа он рассматривает свою жизнь как дар, то в наши дни это делает из данного человека приверженца Христиана Розенкрейца. Ибо таков его способ призывать к себе души. И тот, кто в состоянии припомнить такое переживание в прошлом (а все, кто здесь теперь сидит, при достаточно искреннем рассмотрении смогут отыскать нечто подобное в своей жизни), такой человек может себе сказать: «Христиан Розенкрейц подал мне из спиритуального мира знак, что я принадлежу к его направлению. Христиан Розенкрейц присоединил к моей карме возможность такого переживания». Это способ, которым Христиан Розенкрейц проводит отбор своих учеников. Так он отбирает свою общину. Тот, кто переживает это сознательно, говорит себе: «Здесь мне указан путь; я должен по нему отправиться и выяснить, в какой степени могу сослужить службу розенкрейцерству». А те, кто поданного знака не поняли, придут к этому позднее, потому что кто получил однажды знак, уже не сможет от него освободиться. То, что человек способен изведать переживание описанного характера, происходит оттого, что в промежуток времени между последней своей смертью и последним рождением данный человек повстречался в духовном мире с Христианом Розенкрейцем. Тогда Христиан Розенкрейц нас и избрал. Он вложил в нас такой волевой импульс, который ведёт нас теперь к подобным переживаниям. Вот каким способом создаются духовные взаимосвязи. Естественно, что для материалистических представлений всё это представляется галлюцинацией, как и переживание Павла перед Дамаском тоже ведь рассматривают как галлюцинацию. Разумеется, следствием этого будет то, что всё христианство основывается на галлюцинации, на заблуждении. Ибо теологам прекрасно известно, что, в сущности, событие перед Дамаском составляет основу всего позднего христианства. И если основа эта покоится на иллюзии, то, естественно, мы должны, последовательно продумывая всё дальнейшее, считать ложным также и всё то, что на этом выстроено.

Итак, сегодня была сделана попытка выяснить, как определённые вещи, которые сколько-то касаются нас с жизни, как определённые переживания могут нам показать, как мы соотносимся с духовными взаимосвязями мироздания. Если мы сформируем в себе эмоциональную память так, как это было изображено сегодня, то вживёмся в то, что пронизывает и наполняет мир в качестве спиритуальной жизни. Поэтому ещё не является истинным антропософом тот, кто знает учения теоретически, но лишь тот, кто способен истолковывать свою жизнь и жизнь других людей в том смысле, который был указан сегодня. Тогда антропософия оказывается фундаментальной силой, преобразующей нашу душевную жизнь. И, несомненно, это также должно быть целью работы в наших ветвях: чтобы наши внутренние душевные переживания сделались иными, чтобы мы научились воспринимать бессмертное с помощью постепенного развития нашей эмоциональной памяти. Антропософски ориентированный теософ должен неколебимо верить: «Если ты только пожелаешь, то будешь в состоянии переделать свой характер». Нам нужно научиться ощущать, воспринимать, что в нас самих и во всём прочем господствует бессмертное. Антропософ становится антропософом благодаря тому, что всю свою жизнь сохраняет способность воспринимать, в том числе и тогда, когда его голова поседеет. И сознание, что мы навсегда, навек сохраняем способность двигаться вперёд, переменит всю нашу нынешнею духовную жизнь.

От материализма люди преждевременно стареют. Например, тридцать лет назад дети несомненно выглядели не так, как теперь. Сегодня можно видеть десяти- и двенадцатилетних старичков, встречаются дети, которые производят впечатление прямо-таки старцев. Люди стали такими не по годам умудрёнными, и особенно это касается взрослых. Они говорят: «Мы больше не желаем врать нашим детям, например, в том, что детей приносит аист. Детей нужно просвещать». Однако на самом деле как раз так-то они детям и врут. Наши потомки снова будут знать, что на самом деле наши детские души, как похожие на птиц духовные образования, ниспускаются из высших миров. Чрезвычайно важно, чтобы у людей имелось имагинативное представление относительно многих предметов, которые пока ещё невозможно постигнуть. Правда, вполне возможно отыскать для того факта, о котором идёт здесь речь, лучшую имагинацию, чем байка с аистом. Дело заключается в том, чтобы между ребёнком и родителями или воспитателем пульсировали спиритуальные энергии, здесь должен наличествовать некий тайный магнетизм. Необходимо самому верить в те имагинации, которые доносишь до ребёнка. Когда вы хотите объяснить ребёнку смерть, необходимо указать на другое природное событие. Мы можем сказать: «Посмотри на бабочку, как она вылетает из куколки: то же происходит и с человеком после смерти». Однако для начала мы сами должны верить в то, что мир устроен таким образом, что энергии в бабочке, которая вылетает из куколки, указывают нам на образ процесса исхода души из тела. Мировой дух захотел привлечь наше внимание к тому, как это происходит, и потому он нарисовал перед нами такой образ в природе. Чрезвычайно важно, чтобы мы всегда могли учиться, могли оставаться вечно молодыми, независимыми от своего материального тела. И это колоссально важная задача антропософски ориентированной теософии: принести в мир омоложение, в котором он нуждается. Мы должны покинуть пределы всего банально чувственного. Признать душевное и духовное на практике – вот какой должна быть цель деятельности нашей ветви. Нас всё больше должно пронизывать понимание того, что, отталкиваясь от души, мы можем утвердить своё господство над всем внешним.

ПРИМЕЧАНИЯ

* Геббель в дневнике (Friedrich Hebbel, 1813-1863). «В соответствии с перевоплощением возможно, что Платону-школяру теперь достаётся взбучка, за то, что он – не понимает Платона» (Hebbels Tagebücher Nr. 1335).

** Платон (421-341 до Р. Х.), греческий философ.

*** Отто фон Бисмарк (1815-1898). «Gedanken und Erinnerungen», 1898, в 2-х тт.